Бекки Макгуррин
Глава вторая
Генрих поставил недоделанную метлу из тсуги канадской возле табурета на балконе и сунул в карман свой старый нож. Он смотрел сверху, как еще один отряд солдат прошел по улице. На этот раз — британских. Наверное, ищут солдат континентальной армии, которые пробежали здесь этим утром. «Они, наверное, быстрее нашли бы друг друга, если бы просто какое-то время посидели на месте».
Он представил, как эти две армии встречаются на холмах к северу от города. Как это, должно быть, ужасно участвовать в бою. Потом он посмотрел на свою семью, сидящую на балконе вместе с ним при угасающем вечернем свете. И как ужасно, когда люди оказываются в западне между враждебными войсками.
— Вчера вечером они сожгли дотла дом Бена Кайзера, — сказал отец. — Подожгли амбар, даже уничтожили гектар гречихи.
Генрих, нахмурившись, покачал головой:
— Ну и зачем?..
— Поэтому, я думаю… — и отец на мгновение задумался, а потом продолжил, — что нам нужно занести внутрь большую часть запасов, положить все, что влезет, в погреб, а остальное убрать в пещеру за амбаром.
— В то старое укрытие? Так они найдут его так же легко, как и амбар, — сказала мама.
— Возможно… — Отец задумчиво посмотрел поверх домов на другой стороне дороги. — Элеонора, сколько бочонков яблочного сока у нас осталось?
— Кажется, десять. Может, двенадцать.
— А яиц?
— Немного.
Отец погладил бороду и спросил у Генриха:
— Как там лен?
— Ему нужно еще несколько недель, если выпадет роса.
— Ну, тогда хорошо. Нелли, как только сядет солнце, собери все яйца. Потом набери один-два ящика самых красивых яблок. Генрих, собери все запасы ткани и свяжи их в узлы. Освободи полки. Мы изготовим еще ткани, когда лен будет готов. Мальчики, вы сможете завтра сходить на рынок?
— Только не в Филадельфию! — предостерегла мама.
— Нет, всего лишь на площадь. И не берите бумажных денег. Ни от одной из сторон. Если вам не будут давать монеты, то обменивайте на то, что мы можем у себя использовать: например, на пустые бочки, или кожу, если у них будет. Или же на сахар. Мама уже так давно не пила чай с сахаром, — он нежно подмигнул жене.
Она улыбнулась в ответ:
— А еще ты починишь мне крышу на кухне?
— Там все еще пахнет сыростью?
— Я же тебе говорила, что стена начала вздуваться. Помнишь?
— Да, я помню. Начну делать ремонт, как только передвину кусты живой изгороди, чтобы замаскировать вход в пещеру.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Генрих удивлялся, почему, в то время как повсеместно принудительно изымают имущество у людей, они все равно везут на рынок свои товары. Впрочем, фермерам где-то же нужно продавать свои продукты, а Филадельфия была еще более рискованным местом, чем Джермантаун, не говоря уже о том, что она находилась в хороших шести милях[1] к югу.
Генрих тронул большую тачку, уставленную бочонками с яблочным соком, и направил ее в сторону рыночной площади. Клаус пошел за ним с меньшей тачкой, заполненной пряжей, тканью, яблоками и яйцами.
— Как ты думаешь, папа закончит маскировать вход в пещеру до нашего возвращения? — спросил Клаус, тяжело дыша.
— Тс-с! — предостерег его Генрих. — Зачем тогда что-то маскировать, если ты собираешься всем рассказать, где оно.
Клаус оживился:
— Вон Юстиния. Привет, Юстиния! Ты идешь на рынок?
Юстиния перешла дорогу, чтобы поговорить с ними:
— Если бы я шла на рынок, то шла бы в противоположном направлении. Я делаю обходы с хлебом.
Клаус наклонил голову в сторону, как любопытный щенок:
— Обходы с хлебом?
Генрих утвердительно кивнул головой:
— Да, в то время как все по пятницам везут свои товары на рынок, Юстиния разносит свои продукты бедным людям и раздает их бесплатно.
Юстиния покраснела:
— Это всего лишь немного хлеба.
— Который ты напекла еще до рассвета, чтобы раздавать, — прибавил Генрих.
— Давайте лучше поговорим о вас, — сказала она. — Что привело вас сюда с тележками так рано?
— Мы идем на рынок, — ответил Клаус. — Распродавать товары, пока их не забрали солдаты.
— О, правда? А вы будете что-нибудь покупать?
— Чай и сахар для мамы.
— Ей это понравится.
— А как, — спросил Генрих, — ты выбираешь, кому дать хлеб?
— В наше время нетрудно найти голодающих.
— Но откуда ты знаешь, каким людям давать? А что, если кто-то другой больше его заслуживает?
— Никто из нас не заслуживает его. Но милосердие побуждает давать тем, кто его не заслуживает. Именно таких я больше всего ищу.
— Ты серьезно? — спросил Генрих.
— Да.
— Ты для меня загадка, Юстиния.
— Я сама для себя загадка. А теперь мне пора идти дальше, пока этот хлеб не зачерствел у меня в сумке. Желаю вам все распродать.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Кони, люди и телеги всевозможных видов наводнили рыночную площадь. Генрих и Клаус разложили свои товары на траве в северо-западном углу площади рядом с группой индейцев, которые продавали корзины и меха, а также развлекали акробатическими трюками детей. Клаус был в восторге. Генрих изображал безразличие, продавая товар покупателям в другой стороне. Ни муки, ни чая невозможно было купить ни за какие деньги, но Генрих все же смог обменять немного ткани на несколько сахарных головок. Он уже собирался отправиться на поиски чая по магазинам, когда рядом остановился курьер конной почты из Филадельфии, чтобы рассказать им последние новости.
— Армии генералов Хау и Вашингтона[2] вчера встретились в Чаддс-Форд. Бой был тяжелым и длился одиннадцать часов. Больше тысячи убитых и раненых. Вашингтон отступил. Британцы в двадцати милях[3] от Филадельфии, и Конгресс покинул город. Британцы наступают в эту сторону, готовьтесь к войне!
— Всего в двадцати милях? — встревоженно спросил Генрих. — Но это же день пешего хода.
— Ага, — ответил мужчина. — Похоже, мы вот-вот своими глазами увидим неприятности. Вы слышали, что они вчера арестовали Бенджамина Чу? А с ним и Генри Дринкера, и Джона Пенна — из-за того, что они квакеры и не захотели давать присягу на верность Палате собрания. Очевидно, свободу имеют только те, кто умеет подчиняться приказам других.
Глава третья
Мама расплакалась, когда услышала эту новость:
— О, Абрам! Ты думаешь, что они и в Джермантауне арестуют квакеров? А как насчет меннонитов? Они придут и за нами? — спросила она, подвинув свой стул ближе к камину в гостиной, чтобы немного успокоиться в исходящем от него тепле.
— Невозможно объяснить или угадать поступки людей, у которых ненависть затуманила разум, — ответил папа.
— Но мы им ничего плохого не сделали. За что они вообще нас ненавидят?
— Наверное, это ослепленность. Разве нас не предупредили, что придет время, когда люди будут называть добро злом, а зло добром?
— Но как люди могут думать, что быть добрым — это плохо?
— Сатана таким образом извращает разум человека с самого начала, называя непослушание мудростью и запретное — необходимостью. У Каина немного времени ушло на то, чтобы решить, что убить своего брата — это хорошо.
— Вилл говорит, что некоторые верующие уходят в леса, — сказал Генрих.
Отец согласно кивнул:
— Я тоже такое слышал. Как бы там ни было, семья Колбов точно ушла, и Риттенхаусы об этом думают. Возможно, они не так переживают о присяге, как о принудительном призыве мужчин на службу. Каждый из сыновей Колба может попасть в куропатку с пятидесяти метров.
Генрих встревоженно спросил:
— Ты в самом деле считаешь, что они могут заставить нас воевать?
— Никто не может заставить кого-то воевать, если он не хочет. Но они могут повесить человеку на плечо мушкет и заставить его с ним маршировать. А вы, ребята, пока не приняли крещение, не считаетесь «неассоциированными»[4]. В их понимании вас так же можно призвать на службу, как и любого другого мужчину в Пенсильвании.
Генрих вздрогнул:
— Ты считаешь, что мне тоже нужно спрятаться? Например, в одну из пещер возле ручья.
— Думаю, ты пока в безопасности. Однако если ситуация будет накаляться, то нам, возможно, придется отправить тебя к дяде Самуэлю. Посмотрим.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
По мере того как в последующие дни грохот пушечной канонады приближался, Генрих становился все более задумчивым. Он даже видел столбы плотного черного дыма на западном горизонте.
Все больше и больше людей стучали в дверь. Открывая, мама видела в основном беженцев, направлявшихся на север, охваченных паникой женщин и детей, бегущих из Филадельфии в поисках своих сосланных мужчин. Семьи квакеров, братьев[5] и меннонитов бежали со своих ферм, расположенных на окраине Филадельфии. Также были раненые солдаты на самодельных костылях или в тележках, которые везли их братья по оружию, едва передвигавшиеся сами. Все они были голодными. Поэтому мама разламывала хлеб на еще более мелкие кусочки и добавляла в сок немного воды.
23 сентября почтовый конный курьер принес тревожные вести. Армия генерала Хау беспрепятственно перешла вброд реку Шуйлкилл и стала лагерем в Норритоне, всего в десяти милях[6] к западу от Джермантауна.
— Я бы хотел участвовать в ночном дозоре, — сказал как-то за ужином Генрих.
Отец положил на стол свой нож:
— Ночном дозоре?
— Пожарным нужны люди, которые наблюдали бы за улицами по ночам, — сказал Генрих, — на случай, если солдаты будут устраивать пожары, как они это делали в Нью-Йорке.
— И что ты сможешь сделать? Будешь наблюдать, как что-то горит, пока не приедет пожарная бригада?
— Они на каждом углу расставили ведра с водой и пожарные шесты на расстоянии восьми метров друг от друга. Если кто-то заметит пожар в самом начале, то он, может быть, сможет погасить его до того, как он распространится.
Мама положила руку на руку мужа:
— А, может, действительно стоит, Абрам? Если наши соседи увидят, что мы делаем что-то полезное, то перестанут считать, что мы не хотим помогать.
Отец неохотно кивнул в знак согласия:
— Мне было бы спокойнее, если бы у тебя был напарник. Возможно, Вилл Дженсен или кто-то другой из молодых людей присоединится к тебе.
Генрих улыбнулся:
— Именно Вилл мне это и предложил.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Генрих растер себе руки до плеч, чтобы не замерзнуть. Ночь была не такой уж холодной, чтобы надевать пальто, но ночная сырость все равно пробралась к нему под жилет.
— Надо было надеть ботинки, — сказал он Виллу, который шел рядом с ним босиком.
— И ради такого дела износить их?
Генрих взглянул на поднимавшийся над деревьями в церковном дворе полумесяц:
— Вряд ли он хоть немного согреет нас.
— Маловероятно, — согласился Вилл. — Но будет светлее, и это хорошо. Можем представить себе, что это солнце.
— Точно.
Они были смешными напарниками: мускулистый и рослый Генрих и худощавый, маленького роста Вилл. Генрих улыбнулся, вспоминая, как они когда-то вдвоем пытались впрячься в ярмо. Ему пришлось так низко наклониться, что он почти стал на колени, в то время как Вилл стоял на цыпочках. В конце концов оба со смехом упали вместе с ярмом.
Они от захода солнца пропатрулировали всего несколько кварталов от дома Генриха до школы Конкорд, а энтузиазм Генриха уже иссяк, уступив место сонливости. Пока они никого не встретили, не считая пары собак, рыскающих в поисках еды. В окнах домов, мимо которых они проходили, мерцал слабый свет угасающих очагов.
Вдруг Вилл насторожился:
— Кто-то идет?
Они обернулись и начали всматриваться в тени, растворяющиеся в темноте южной части города. Лошади! Ребята быстро забежали в переулок между домом Якоба Кайзера и домом молитвы меннонитов, куда еще не достиг лунный свет.
Вилл прошептал прямо в ухо Генриху:
— Британцы.
Генрих утвердительно кивнул:
— Судя по звукам, их двое.
Копыта тяжело и быстро стучали по дороге. Друзья крепко прижались спинами к неровной каменной стене здания. Всадники промчались мимо переулка, не глядя по сторонам. Видно, они слишком спешили, чтобы обращать внимание на двух невооруженных ребят в темноте Джермантауна.
— Это были чистокровные кони, — прошептал Вилл, когда всадники проехали мимо. — И свежие.
— И это были не обычные солдаты, — прибавил Генрих. — Как ты думаешь, что они задумали?
— Не знаю. Думаешь, нужно кому-то сообщить?
— Кому? Пожарной команде?
— Ты прав, — ответил Вилл. — Хотя, я бы, конечно, не против узнать, что они замышляют. Но, как бы там ни было, я из-за них проснулся. Давай сделаем еще один круг.
Ребята держались в тени, делая следующий обход — на север вдоль восточной стороны дороги, переходя на западную сторону около школы, на юг вдоль западной стороны, переходя дорогу около дома Генриха, а потом снова заворачивая на следующий круг. Ребята держались в тени, делая следующий обход — они двигались по кругу с юга на север и с востока на запад, мимо школы и дома Генриха.
Когда их сердца успокоились и стало понятно, что никакие всадники больше не скачут по дороге, Генрих заговорил, хотя и немного тише, чем обычно:
— Как ты относишься к тому, чтобы давать еду ополченцам?
— Ты же слышал, что говорили служители.
— Ты с ними согласен?
— А ты что — нет? — спросил Вилл. Хотя, это было скорее утверждением, чем вопросом.
— Думаю, что мы должны кормить бедных, — сказал Генрих.
— Так, а в чем проблема?
— Мама как-то на днях около входной двери дала еду ополченцу.
— А ты считаешь, что это не нужно делать?
— Это была напрасная трата еды.
— Он мог бы просто взять в огороде все, что захотел, — возразил ему Вилл.
Генрих недовольно хмыкнул. Вилл продолжал:
— Ты не должен быть таким суровым, Генрих. Какое имеет значение, как человек относится к военной службе, если он голодный?
— Теперь ты говоришь, как Юстиния.
— Возможно, тебе стоит к ней прислушаться.
Генрих сменил тему:
— Ты слышал, что произошло в Паоли? Британцы подкрались к солдатам континентальной армии, пока те спали, и закололи их штыками.
— Во сне?
— Тех, кому повезло.
— Что ты хочешь сказать?
— Некоторые из солдат проснулись и попытались сдаться. Но бриты их не взяли в плен. Убили всех.
— Это ужасно!
— Не то слово.
Вилл сокрушенно покачал головой, и они пошли молча. Вдруг Вилл схватил Генриха за руку и резко остановил его:
— Ты чувствуешь запах дыма?
Генрих поднял голову и прищурился, всматриваясь в дом около них:
— Возможно, это дым из трубы низко стелется из-за росы.
Вилл показал рукой на переулок рядом с домом:
— Нам лучше там посмотреть.
Они открыли ворота, которые вели в переулок мимо дома, и тихо подошли к кухонному домику на заднем дворе. В нем не было никакого света. Не похоже, чтобы там что-то горело.
Они обошли кухню вокруг и увидели, что в живой изгороди за забором тлеет часть кустарника. Хотя это едва ли было похоже на дело рук диверсанта. Должно быть, из трубы вылетел уголек.
Генрих пробормотал:
— Вот теперь однозначно пригодились бы ботинки.
— Надо присыпать огонь землей, — сказал Вилл и набрал пригоршню земли возле дорожки. Потрескивавшие огоньки быстро погасли.
Генрих низко поклонился своему другу:
— Большая благодарность вам, сэр! Вы уничтожили врага самым удачным способом.
Вилл криво улыбнулся и покачал головой:
— Ты, как всегда, в своей роли.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Генрих плотно задернул шторы вокруг своей кровати, чтобы не проникал утренний свет, и со вздохом лег на подушки. Наконец-то. Когда он пришел, часы в гостиной пробили семь тридцать. Он поспит хороших шесть часов и встанет так, что успеет помочь отцу с работой после обеда.
Он закрыл глаза и почувствовал удовлетворение от того, что сделал хорошее дело. Может, вандалы ничего и не поджигали, но все же это могло перерасти в пожар, и кто знает, что он мог натворить, прежде чем кто-то заметил бы его, если бы они с Виллом не стояли на страже.
…Он раскрыл глаза в недоумении. Он спал? Должно быть, да. Даже шторы не полностью закрывали полуденное солнце. А который сейчас час? Опустив ноги с кровати, Генрих слегка наклонил голову. Что это за шум? Словно тысячи лошадей шли мимо дома. Он подскочил к окну, раздвинул ставни и выглянул.
Так, как он и думал: тысячи лошадей. И солдаты! Британские. Марширующие по дороге четкими колоннами.
Генрих быстро оделся и выбежал в коридор.
Балконная дверь была открыта, и вся семья стояла у перил, уставившись на поток входящей в их город армии. Папа обернулся к Генриху с мрачным выражением на лице:
— Они пришли, сынок. Наступило время проверить, чего мы стоим.
Из книги «A Drop of Mercy», 2017 г.
Напечатано с разрешения издательства
«Christian Light Publications, Inc.»
Перевод Валерии Шпаченко
[1] Примерно десять километров. — Ред.
[2] Хау был британским генералом, а Вашингтон — американским. — Пер.
[3] Примерно тридцать километров. — Ред.
[4] Статус, который давался верующим, которые исповедовали непротивление. — Пер.
[5] Речь идет о верующих из Церкви братьев. — Пер.
[6] Примерно шестнадцать километров. — Ред.
